12 великих трагедий - Страница 136

К оглавлению

136

(Громко, вкрадчиво.)

Он не захочет,
Чтоб я погиб, несчастный воробей!
Да, да, смириться и ему дать время,
Не докучать. Его предаться воле…

(Испуганно вскакивает.)

Не лев ли зарычал там в тростнике?

(Стуча зубами.)

Нет, кажется, не лев…

(Подбадривая себя.)

Еще бы! Лев!
Нет, эти бестии, небось, подальше
От человека держатся. Не смеют
На господина своего напасть.
Инстинкт-то есть у них, и чуют, видно,
Что со слоном плохие шутки… Все же
Не худо дерево себе сыскать.
Вон там акации и пальмы веют…
Взберусь-ка на верхушку, так мне будет
Спокойнее, особенно коль мне
Псалом, другой припомнить удалось бы…

(Карабкается на дерево.)

И утро вечера ведь мудренее;
Святая эта истина не раз
Проверена, подтверждена на деле.

(Устраивается поудобнее.)

Отрадно чувствовать такой подъем;
Мышленье благородное дороже
Богатства всякого. На волю Божью
Лишь положись. Он знает, сколько выпить
По силам мне из чаши испытаний;
Ко мне отечески расположен.

(Бросая взгляд на море, со вздохом шепчет.)

Нельзя сказать лишь, чтоб он был расчетлив!

Стан марокканцев на границе пустыни. Ночь. Возле сторожевого огня отдыхают Воины.

Раб (выбегает, рвет на себе волосы)

Коня царя украден белый!

Второй (выбегая и разрывая на себе одежды)

Нет одежд царя священных!

Надсмотрщик (вбегая)

Всыплю палок сто по пяткам
Всем, кто не отыщет вора!

Воины садятся на коней и скачут в разные стороны.

Купы деревьев – акаций и пальм. Утренняя заря. Пер Гюнт с обломанной веткой в руках сидит на дереве, отбиваясь от обезьян.

Пер Гюнт

Из рук вон! Неприятнейшая ночь!

(Отмахиваясь.)

Опять? Ах, черт! Швыряется плодами!
И не плодами, а черт знает чем!
Ведь экое животное какое!..
Хоть и написано: «Борись и бодрствуй»,
Но я, ей-богу, больше не способен;
Устал, ослаб.

(Потревоженный снова, нетерпеливо.)

Нет, надо положить
Такому безобразию конец.
Поймать бы хоть одну из этих бестий,
Повесить, ободрать, да на себя
Лохматую приладить шкуру, – пусть бы
Подумали, что я из их породы…
Ох, что мы, люди, в мире? Лишь песчинки.
Приспособляться надо понемножку;
С волками жить – по-волчьи выть… Опять!
Их тут не оберешься. Так и лезут.
Пошли! Кыш, кыш! Совсем взбесились, право!
Ах, будь теперь при мне тот хвост поддельный,
Иль что-нибудь, что придавало б сходство
Известное с животным!.. Ну, скажите, —
Затеяли возню над головою!..

(Смотрит вверх.)

Старик набрал пригоршни грязи… Ух!

(В испуге съеживается и с минуту сидит молча.)

Обезьяна делает движение; Пер Гюнт начинает манить и уговаривать ее, как собаку.

Пер Гюнт

А, это ты, Барбосик? Ну, ты славный!
С тобой добром поладить можно. Полно,
Ведь ты не бросишь, нет? Ну разве можно!
Ведь это я. Фью-фью! Твой старый друг.
Ам-ам! По-твоему умею, видишь?
Мы старые знакомые с тобой.
Да, да; и сахару получишь, только…
Скотина! Так-таки и залепил!..
Какая гадость!.. А быть может, впрочем,
Она съедобна?… Гм… не разберешь…
Но вкус зависит больше от привычки.
Какой это мыслитель раз сказал:
«Плюю и на привычку уповая»?
За стариком и молодежь!..

(Отмахиваясь.)

Пошли!
Нет, это уж из рук вон: царь природы
И вынужден… На помощь! Караул!
Беда со старым, с малыми же вдвое!

Скалистая возвышенность с видом на пустыню. По одну сторону ущелье с пещерой. Раннее утро.

Вор и Укрыватель в ущелье с украденными царским конем и одеждами. Конь, в богатой сбруе и под роскошным седлом, привязан к камню. Вдали видны всадники.

Вор

Копья и пики
Блещут вдали,
Острые жала
Точат свои!

Укрыватель

Головы наши
С плеч полетят,
Алою кровью
Прах напоят!

Вор (складывая руки на груди)

Вор был отец мой, —
Сын его – тать!

Укрыватель

Мой – укрыватель, —
Мне – укрывать!

Вор

Жребий неси свой,
Будь сам собой!

Укрыватель (прислушиваясь)

Слышу шаги я
Там за скалой…

Вор

Ох, поразит нас,
Чую я, рок!

Укрыватель

Дай улизнуть нам,
Мощный пророк!

(Бегут, бросив в ущелье краденое. Всадники исчезают вдали.)

Пер Гюнт (входит в ущелье, вырезая из тростника дудочку)

Чудеснейшее утро! Жук навозный
Катает шарик свой в песке; улитка
Из домика тихонько выползает.
Да, да! Час утренний – час золотой.
Поистине, природа в свет дневной
Вложила замечательную силу.
Увереннее чувствуешь себя,
Бодрее как-то; духу прибывает;
Хоть на быка рогатого пошел бы!
Какая тишь кругом! Не понимаю,
Как мог я до сих пор пренебрегать
Привольную жизнью сельскою на лоне
Природы. Сиднем взаперти сидеть
В больших вонючих городах. Зачем?…
Чтоб всякий сброд порог твой обивал!..
А как проворно ящерица-крошка
Скользит между камней и ловит мошек,
Не задаваясь мыслью ни о чем!
Какая милая царит невинность
В животном царстве! Каждое созданье
Завет создателя блюдет и строго
Свое предназначенье исполняет,
«Самим собою» остается, – то есть
В игре, как и в борьбе за жизнь, таким,
Каким явилось в первый день творенья…

(Поднося к глазам лорнет.)

А, жаба! В самой середине глыбы
Песчаника. Окаменела там.
Лишь голова торчит наружу.
Сидит и будто бы в окошко смотрит
На божий мир, столетья оставаясь
Сама собой… сама собой довольна!

136